Джойс — девушка с обложки Vogue, Elle или, на худой конец, V Magazine. У нее нет целлюлита, усиков, кругов под глазами, перхоти или секущихся волос. С утра до вечера Джойс являет собой чистейшей прелести... и далее по тексту: с аккуратными бровями, гладкими ногами и тщательной эпиляцией в районе бикини. И напрягаться для этого ей не приходится вовсе; собственная внешность является не более, чем конструктором, который можно раскладывать, как душе угодно. Джойс — идеальная девушка, если не принимать в расчет тот факт, что она мужчина. Шесть футов, два дюйма и сто восемьдесят восемь фунтов самого настоящего, черт возьми, мужика, обладающего способностью к метаморфизму — если быть точнее.
Ночью, запирая дверь гостевой спальни, Джойс может расслабиться и побыть собой (во всех смыслах). Порой — да что там, постоянно! — он ощущает себя блядской Золушкой. Как заправская принцесса, с рассвета и до полуночи он вынужден порхать с цветка на цветок, питаться маковой росой и втискиваться в симпатичные женские шмотки. К счастью, хотя бы ночь принадлежит Джойсу целиком и полностью: щеколда гарантирует какую-никакую сохранность пикантной тайны и дает возможность нормально выспаться.
Джек удивился бы, узнай он о том, что милашка с темными кудрями, приняв душ, уходит к себе вовсе не онанировать на свои маленькие девичьи фантазии. Впрочем, Джек удивился бы при любом раскладе — и поэтому для него Джойс железно остается симпатичной юной крошкой с мягкой улыбкой. Хочешь жить? Умей вертеться и держать язык за зубами.

— Ты пьян? Опять? — во взгляде Джойс проскальзывает что-то странное, но она вовремя спохватывается и лишь хмурится, не позволяя себе ляпнуть что-нибудь эдакое.
— Проходи, а то весь дом выморозишь, — она поспешно подталкивает Джека внутрь и закрывает дверь: несмотря на то, что на дворе давно стоит август, температура на улице редко поднимается выше десяти градусов и обычно держится на околонулевой отметке. Ближе к ночи погода ухудшается окончательно, так что торчать на пороге в ожидании объяснений Джойс не улыбается.
Без лишних пояснений она направляется на кухню, где на плите стынет некое подобие ужина — к сожалению, готовить в Сент-Норс-Поинте не учили, поэтому наверстывать упущенное приходится в самом спешном порядке, — и уворачивается от приветственных объятий: Джек, очевидно, более чем рад встрече. Как будто пропадал не считанные часы, а, как минимум, неделю.
— Я собиралась лечь спать пораньше, так что сам все разогреешь и... Джек! — румянец, выступивший на щеках Джойс, можно, пожалуй, назвать смущенным. Если быть слепым, глухим и полностью зацикленным на себе ублюдком, не способным заодно отличить явную угрозу от девичьего "нет", которое, конечно, всегда по итогу оказывается "да".
У Джека, судя по всему, получается прекрасно — потому что он явно не собирается ее выпускать.