16 июня 2031 года
Шоссейная дорога, окраина Алерта
Дождь в этой вечной мерзлоте - дюжая редкость, в которой можно сгинуть, лишь промокнув до нитки. Если, конечно, ты не жил неделями в снегах, учась не ограничиваться кровом и теплом, если твоё тело уже давно перестало ощущать такие мелочи, как капризные несуразицы погоды. Человек, к счастью, так устроен, что может внушить себе привычку ко всему, чему пожелает. В том числе и привычку выживать. Когда умираешь в первый раз, начинаешь ценить жизнь, даже если тебя в ней ничего не держит, и ты думал, что готов умереть в любой удобный, да и неудобный, пожалуй, момент. Второй раз, находясь на грани между мирами, начинаешь понимать, что уже знаешь, что выберешься, но все эти препятствия вызывают злость, которая и есть движущий механизм, рычаг выживания. Всё имеет свойства трансформироваться, хотим мы этого или нет.
Эту ночь я провёл, не сомкнув глаз, ровно как и две предыдущие. В беспрестанном побеге вперёд, меряя скорость и выносливость не привычными единицами исчисления, а часами в пешем пути, петлями на небольшом острове. Время же тащится, как ржавый прицеп для трактора, который вот уже битый час вывозит лес с новоявленной опушки до лесопилки. Пока оно неспешно нагоняет действительность, меня здесь уже нет, я иду след в след в другом моменте, смахивая мокрые волосы с лица и не обращая внимания на то, что повязка на ноге пропиталась кровью от этого бесконечного движения. «Остановись, Хэлл, приляг, отдохни, отсюда уже никто далеко не уйдёт.» - Шепчет тихий далёкий голос, но его глушит уверенность, что это всё только лишь от пяти лет простоя. И нет, я не могу остановиться, ведь только двигаясь вперёд, приду к цели, а не опоздаю на вечерний рейс. Я спешу, пока не оказываюсь посреди дороги, погружённый в крик, суету, не тону в ярком свете фар.
- Сэр, вы в порядке? – Спина врезается в бордюрный камень от неудачного шага назад, соскользнувшего гладкой подошвой ботинка о мокрый полированный камень. Я, кажется, чуть не попал в до смешного нелепую передрягу. Девушка опускается на колени, загораживая своей тенью свет фонаря, касается моего плеча, и я резко перехватываю тонкую руку, не давая вцепиться в меня заботливой хваткой перепуганной мамаши. Не люблю чужие прикосновения. В этом акте время решает ускорить ход. За какие-то доли секунд недоумение в её глазах, сменяется липким страхом. Я почти чувствую, как быстро работают механизмы в голове, отчаянно выискивая выход из безвыходного положения. Горло больше не пускает воздух, кости ломаются, как сухие ветки, под напором безжалостных гусениц танка, голубые глаза закатываются, скрываясь под тонкими веками, испещрёнными сосудами вдоль и поперёк, а тело бездыханным грузом падает в грязную лужу рядом со мной. Я поворачиваю голову вправо - светлая кожа усеяна точками брызг, а дождь равнодушными потоками изливается на безжизненное фарфоровое лицо и запачканную одежду, стирая случайные следы нашего короткого знакомства. Мы, как любовники, решившие посмотреть друг на друга после того, как трахались всю ночь на пролёт. Лежим рядом, молчим, пока один не нарушает молчание, неуместное в этой случайной связи. «Я ведь всего-лишь хотела помочь.» «И ты помогла.» «Я рада. Полежим здесь немного, тут так спокойно.» «Смертельно спокойно, я бы сказал.» «Думаю, тебе пора, скоро кто-нибудь точно проедет мимо.» «Ты права. Я пойду.» «Иди.» На момент напряжение всех этих дней спадает, но только на момент, когда меня снова выбрасывает в реальность. Пора вставать, хватит валяться.
Шаги идут ногами по вонючим склизким переулкам окраины маленькой деревни, которую-то и городом сложно назвать, где по трубам сочится вся его гниль и грязь, смытая с вылизанных коридоров идеальных домов и лиц добропорядочных горожан с их ровными лужайками и садовыми гномами, а в ответвлениях широких водоотводных каналов, где прячется подавляющее большинство маргиналов, которых принесло на остров за приключениями в стиле протухших американских супергеройских фильмов, сменяются один за другим под толщей асфальта и земли крутые повороты с решётками в завершении. Запах смерти, кажется, не собирается сдавать позиций, заползая в ноздри с завидным упорством. Я цепляюсь за мокрую стену рукой, опускаясь на старый стул какого-то бездомного, оставленный ради подвального запаха брошенного дома на противоположной стороне дороги. Повязка насквозь пропиталась кровью. Пора менять. Расстёгиваю куртку, отрывая от майки очередной кусок мокрой ткани, которая и заменит мне бинт. Пуля прошла навылет, это несомненно, радует, бедренная артерия так же не пострадала. Флагман, пускай свой корабль парусами по ветру, ещё чуть-чуть и я снова буду готов держать путь вперёд.

17 июня 2031 года
Лесопилка
- Рэдрам, Рэдрам, чёрт тебя дери! - Начальник смены разрывется, как иерихонская труба, в тщетной попытке докричаться до меня сквозь Джорджа Фишера. Я же слышу только Жору Рыбака, сочным гроулом поливающего толпы живых мертвецов, которые до сих пор не так и не додумались, что носят под одеждой гниющей оболочки свой смердящий труп. Музыка помогает скрасить скучный момент рубки, снятия коры и последующей мелкой обработки от паразитов перед отправкой заказчику, когда работа совсем конвейерная и до приторности однообразная. Сегодня дело идёт медленно, я еле стою на ногах, но мне необходимо не отступать от привычного графика, не давать повода заострить на себе внимание. - Аллё, гараж! Я, кажется, запретил слушать музыку в рабочее время.
- Что нужно? - Я несильно-то его уважаю, так что слов подбирать не собираюсь. Да никто тут не уважает этого мудака, у которого в голове одно дерьмо, шлюхи, бухло, и снова дерьмо. Мне, конечно, насрано на его личностные качества, но парень явно перегибает бревно, в то время как и гроша ломаного не стоит вся эта его напускная важность. И, что логично, главным фактором было отношение ко мне так называемого начальника, который поимел в последнее время пренепреятнейшую привычку, дёргать меня по поводу и без. То колкие комментарии отвешивает, то замечания не по работе, то вызовет в кабинет пять минут продержит и выгонит. Больше, конечно, он так не делает. Помнит о Хэнке.
Резонным был бы вопрос, если было бы кому спросить, а кто такой Хэнк? Знатный долбозавр, у которого язык длиннее, чем шеренга с высунутым от упорства языком надрачивающих на грёбаный звёздно-полосатый. А тот, кто много болтает, обычно крепко огребает. История с предельно точным падением Хэнка с пристройки прямиком в дробилку уже успела стать притчей во языцех. Никто, конечно, точно не знал, чьих это рук дело, но хоть эти парни и не очень-то далёкого ума, но всё же начали смотреть на меня косо. Те, кто обычно пытался включать начальника, заткнули языки по жопам и больше не высовываются. Никто из них, конечно, и не догадывался, что Хэнк сам сверзнулся в дробилку, но я как-то не спешил начинать социальный опрос их мнения на ситуацию и развеивать миф о своей причастности. Оно, конечно, далеко не на руку мне, но эти гугеноты хоть научились синхронно молчать в мой адрес.
- К тебе пришла сладкая жопа со смачными буферами под толстовкой. - Он несколько замялся, но сопротивление двух мыслей в мозгах всё же вывело победителем личный тезис «я тут босс», а проигравшей - установку - «главное не ссать в портки». Я всё ещё не привык к сленгу этих приплывших косяком из Штатов рыбок-прилипал, но понял, что речь зашла о девушке. Ввиду того, что я не знаю из местных никого женского пола, да и в общем и целом знакомых у меня немного, я решил игнорировать подобного рода выпады, пока не наступит определённый момент идеальных обстоятельств. Война многому учит. Но главное, умение думать. Ведь война, это в первую очередь, не умение махать оружием, а знание, когда и при каких обстоятельствах не промахнёшься. Сейчас не самый лучший час и день, чтоб что-то предпринять, посему пошли они нахер до поры до времени.
Я скинул перчатки, стряхнул с себя остатки пыли от коры дерева, которым занимался последний час, и вышел к главному входу в здание, примыкавшее тропинкой к лесной полосе, разделяющей основной массив и город. Вроде бы на дворе только начинает набирать обороты утро, и в это время года тут должно быть по-зимнему солнечно, но день снова не сменяет ночи. Раз нет солнца, то нет и тепла. Проходя мимо окон, я не заострил особого внимания на колебаниях света, с течением времени я перестал ожидать это привычно смены даже на инстинктивном уровне. Фонарей над входом было достаточно, чтоб разглядеть пришедшего. Меня встретила девушка, скрывающая лицо за наклоном головы и неглубоким капюшоном. Зачем ей понадобился именно я. В голове мелькнула опрометчивая мысль, а принимать стратегически важное решение необходимо было быстро, пока ничего не произошло на глазах у любопытной толпы.
- День добрый. - Я стараюсь улыбаться как можно естественней, держась отстранённо, но не выдавать, что я этого визита не ждал, концентрируясь только на одном объекте - незванном визитёре. - Проходите. - Я указал рукой на общую подсобную комнату, где обедали рядовые работники, а некоторые, задержавшиеся за станком до полуночи, а остальную часть свободного времени пили дешёвый коньяк из железных кружек, списанных сюда военными, и травили байки, сплетничая, как шестнадцатилетние девчонки. Как только девушка прошла в комнату, я опустил руку на провод электропередач, и только после зашёл в комнату за ней следом. В помещении было пусто, но уверен, что меры предосторожности будут не лишними - с обратной стороны двери есть как минимум пять пар заинтересованных ушей, которые уже ломанулись в сторону каморки. - Можешь даже не пытаться орать, сюда никто не решится войти. - Я резко отталкиваю эту странную девицу к стене, прижимая к горлу левое предплечье, тем самым значительно ограничивая доступ воздуха в лёгкие. Двигаюсь я медленно, нога всё ещё беспокоит, но достаточно для того, чтоб среагировать первым. - Кто ты и кто тебя на меня навёл? И лучше бы тебе не юлить, вторых попыток в таких ситуациях обычно не бывает.

Отредактировано Hell Redrum (2015-07-14 12:43:04)

Я не знаю тебя, я не знаю, что ты есть, я не хочу ничего этого знать. Я полон иных знаний и готов принимать их и дальше, но ничего из серии людских душ с их грязным содержимым. В человеческих особях у меня интерес исключительно поверхностный, скупой и ясный. Однако, будь мы помещены в иные декорации, дорогая, на момент этим провокациям настал бы смысл, породивший возможность немного запутаться в том, что правда, а что игра тени и тени, и я бы не задумываясь дал волю задавленным желаниям, но окружающая действительность била голы исключительно в мои ворота. Она затолкала меня в до неприятия сухие рамки, где уже смутно понимаешь, что действительно нужно, а что просто наваждение, в которое занырнёшь и уйдёшь под метровый плотный непреклонный северный лёд. В белоснежности гор люди легко сходят с ума, заслушиваясь голосами, звучащими так ясно и без всяких сомнений естественно, что не думаешь ни на минуту усомниться.
Я не мог избавиться от свалившейся на мою голову наглой девицы никак иначе, как выпроводив в ту дверь, в которую она вошла. Прочь под тёмное небо, подальше от меня, запертого в голове, наедине в иногда приходящими историями из чужих жизней. Сглотнув слюну, а вместе с ней и отчаянный металлический привкус, появившийся на языке от такой прекрасной, невероятно дивной и весьма нереализуемой возможности, я слегка усмехнулся, ничего не несущей в себе ухмылкой, являющейся лишь склейкой в таком быстром и безрезультатном разговоре. По всем канонам тупого существования. Ровно как в последние дни я просто и непринуждённо живу в одноразовости, всё упорнее проваливаясь в эти липкие нереальные реалии вокруг.
И стоит только отвлечься на какое-то мгновение, как она решает указать на то, какую ошибку я совершаю, давая себе пусть и малую, но свободу воли от тотального контроля. По телу почти незаметно проходит пущенный в руку разряд, который всё же достигает цели. Сквозь рану, не успевшую за жалкие часы затянуться и на толику, будто тысячью спиц пронзает неприятная свистящая боль. Мне не хочется концентрироваться на своей продырявленной конечности, которая, вполне вероятно, не получит лечения, но я чувствую, как медленно по внутренней стороне колена, пропитав повязку, в высокий рабочий ботинок стекает ленивая струйка крови, как края раны пульсируют, как организм пытается самолично выгнать заразу из себя. И мозгом я понимаю, что этого не случится.
Выживать без еды неделями и дни без сна, в этом нет ничего сверхнормического или стрессового для физиологии, но пока я гонялся за ускользающей опасностью, то слегка потерял в кровном литраже. Однако меня не коробит то, что ей удалось нанести мне пусть небольшой, но все же удар. Я перестал испытывать стыд и разочарование упущенной возможности, и отчаянно бороться в гонках за первые места уже будут другие. Не раз ещё удастся умереть в этой жизни, а утром выйти на морозный воздух, не открывая глаз вытянуть из лёгких остатки вчерашней, заставив себя прожить сегодняшнюю. В новой порции существования истощение играет со мной злую шутку, бличая часы до сна во все эти бесчисленные повязки, да дешёвое пойло в качестве антисептика, который не действует от слова совсем. Уверен, она не ожидала такого эффекта от своего показательного выступления, и хорошо, что я могу себя удержать от демонстраций, ограничившись лишь увеличением нажима на хрупкое горло. И ведь ты  прекрасно понимаешь. Захоти я ответить, всё бы закончилось очень быстро. Быстро и скучно. И мир бы продолжился. Как было задолго до.
- Мне рассказал о тебе Джимми, - Минуты борьбы с собой проходят, а на смену им приползает на коленях невежественным лизоблюдом время для объяснений. Оно всё ползает вокруг и ждёт момент, когда сможет проявиться и расцвести. По сути то, что я услышал можно было бы опустить, но речь незнакомки слишком знатно прерывается пропорционально тому, как она подаётся вперёд, а её горло прогибается под вминающимся в него локтем, и кажется, что дашь нажима поболе, беззащитные ткани не выдержат и сломаются с оглушительным треском. Негодная попытка диктовать условия и такая же несуразная самоуверенность, когда тебе известно, что ты мало чем рискуешь. И я уже готов убрать руку, наигрался во всё это с девочкой из соседней кабинки во всем известном заведении, но она начинает говорить после такой удачной паузы, давшей возможность проскользнуть мысли, что продолжение всё же где-то потеряется и не выйдет со словами наружу. - Знаешь такого? Малыш Джимми... маленький... шустрый...еврей? Жил в квартирке 4х3... как и ты... как и я...
- Я не веду дел с евреями. - И меж тем я не вижу причин скрывать истинны со своей стороны, простой и лаконичной, что иной и придумать сложно. Истины, что мне видится непреложной, единственно возможной. Среди моих потенциальных знакомых действительно не было ни одного представителя оной нации, и вряд ли могло увеличиться их численное количество пока я просиживал время в тюрьме. В тюрьме, где моими говорителями, наблюдателями и слушателями стали молчаливое звучание каменной стены в метр толщиной и нелюдимый мальчишка Асгейр Рагнарссон. - Ты прекрасно знаешь, что кем бы ни был этот Джимми, мы с ним явно не друзья.
В прошлом, том, где я не заложник занюханного городишки со связанными руками и заклеенным ртом, полностью застрахованный от возможности провиться в полной мере, я старательно обходил болотные завязи подобных контактов исключительно ввиду того, что пользы от них не больше, чем от самолично вбитого в череп топора. Доверие - тот самый исключительный нюанс моей деятельности и личности, которое совершенно нецелесообразно растрачивать в сторону сомнительных персон в качестве жеста доброй воли. Я жил на бомбе с часовым механизмом, не зная, в каком метре от меня она установлена. В любой момент можно было лишиться головы, а сдавать и предавать в преддверии окончания этой несостоявшейся войны было в порядке вещей, как будто справедливость в такие моменты поворачивается к происходящему спиной, затыкает уши и закрывает глаза. Так что доверять и доверяться я не выучился, полностью и бесповоротно отринув сию нехитрую науку.
Попав же на остров, о чём я и сам не догадывался до момента падения тюремных стен, в суете дней не было момента, когда бы появилась надобность обзавестись контактами. В таком замкнутом и поднадзорном мире сложно будет утаить десяток другой лишних трупов, ровно, как однажды став частью всего этого, уйти с радаров самому. Посему мой круг был маленьким, неплотным, а впечатление от меня должно быть именно такими, что пропади я, никто не заметит и не вспомнит. Хэлл Рэдрам? Кто это? Нет, мне такие не знакомы. И в этом кругу сея девица появилась аккурат в момент, когда я напал на след того, кого искал с самого своего освобождения. Подозрительность, усиленная ограниченностью пространств и присутствием в этом самом пространстве потенциальной угрозы, не давала мне и малейшей возможности поверить в совпадение. Даже если для этой дамочки наводка на меня и была таким совпадением, удачным стечением обстоятельств, то для меня это было обузой. И, естественно, то ли она безбожно мне лгала, не желая выдавать правду, то ли сама была ею обделена. В любом случае, я не рассматривал ни единого варианта дальнейшего развития событий, где я на одной с ней территории дольше пары минут.
- Зачем бы ты меня искала, – И лучше бы ей незамедлительно развернуть оглобли, смотать удочки, намылить коньки, иными словами сделать всё, чтоб испариться из поля моего зрения. Но, кажется, она не собирается никуда уходить, тем более принимать отказ. Стоит вот так прижавшись к стене, как и минуту назад, пилит и буравит меня взглядом. То ли гипнотизирует, то ли слова подбирает, то ли ждёт, пока я сам решу что-нибудь предпринять. Всё это как-то не к месту. Это меня злит. Я давно не злился, что очень странно и несколько одиозно. Но даме сегодня повезло, мне нужны обе мои руки. - Мне это не интересно.
И ведь, получив свободу, не уходит. А я начинаю терять терпение. Каморка становится ещё меньше, как будто стены сжимаются, норовя раздавить и наконец выкинуть из процесса жизнедеятельности города-организма мою персону с первой же возможностью. Я закуриваю редкую сигарету, пачку которых удалось раздобыть у подпольного торговца на лесопилке, не заботясь, смущает ли едкий дым даму, и опираюсь ладонями в стол, чтоб иметь на всякий случай точку опоры более эффективную, чем собственные ноги. Вдыхаемый никотин дествует на меня, как сильное успокоительное, всё становится безразлично, я наблюдаю за происходящим со стороны, а лица событийности уплывают за горизонты в жёванную вату облаков, в тишине разрываемого деревянным просмоленным мысом тёмного неба, ведь Фенрир уже сослужил своему главному предназначению. На какое-то мгновение я совершенно отстраняюсь от действительности, но чувство этой мрачной эйфории так быстротечно, что на внешней оболочке моего тела никак не отражается.
- Сейчас мы выйдем отсюда, ты попрощаешься со мной и уберёшься восвояси, - Запах дыма от дотлевающей сигареты заглушает запах свежего дерева, окружающая обстановка перестаёт качаться, когда я, отвлекаясь на разговор, более-менее забиваю на свою ногу. Максимально правдоподобно ступая по опилкам, нанесённым сюда рабочими в время вечных перерывов, я продвигаюсь к двери мимо девушки, её пересказаний кем-то сочинённых почти библейских еврейских сказок, каких-то проблем, которые по канонам женской логики я, как истинный джентльмен, обязан решить за орешек и с первой просьбы, назад к своим деревьям, придурочному начальству, и перетолкам за моей спиной ртами заскучавших быдляков. - После чего забудешь сюда дорогу, выкинешь из головы эту наводку своего жидовского приятеля-фантаста, и больше ко мне не сунешься.

Отредактировано Hell Redrum (2015-08-03 08:31:51)