Есть люди, которые слишком любят порядок. Люди, которые жить не могут спокойно, если что-то лежит не на своих местах. Они придумывают правила, подписывают свои вещи маркерами или приклеивают на них бирку; они дают нагоняй всем, кто хоть раз посмел тронуть их вещь или пропустить свою очередь мыть посуду.  С такими людьми сложно жить, ведь они зачастую нагоняют тоску на всех, кто находится в радиусе пары метров. Они слишком правильны, слишком пунктуальны, слишком…  похожи на роботов, которым чужды человеческие ошибки. С ними невозможно спорить, невозможно им и что-то пытаться доказать. Все равно задавят своим мнение, да еще и так, что в итоге ты в любом исходе останешься виноватым.

С такими людьми невозможно жить в четырех стенах, не испугавшись за свою собственную психику; не прогнувшись под их уставы с одной простой мыслью «пусть так, чем каждый день мне  будут иметь мозги».
Но как бы то ни было, без подобных зануд, другие бы представители хваленного социума давно бы загнулись в беспорядках и беспределах на улицах. Ведь именно эти блюстители книги Законов с большой буквы и обеспечивают те уютные места, куда сбегаются все беженцы и пострадавшие во времена чрезвычайных ситуаций. Именно они обеспечивают всех желающих горячим чаем и теплым пледом, именно они отправляют на поиски пропавших солдат и спасателей.
Они – это своеобразный спасательный круг, внутри которого нельзя идти против негласных уставов, если не хочешь прослыть самым невоспитанным человеком на всем этом чертовом Земном шаре.

И можно было бы сказать, что Чарльз Хэнсел относился к таким людям: он любил порядок, любил, когда его приказы не оспариваются нижестоящими солдатами. Но в отличие от своего начальства, Чарльз не был тем тираном, который имел наглости орать трехэтажным матом за любую провинность. Он был из тех, кто решал вопросы, что относились к взаимоотношениям в его отряде или же к субординации и выполнению простых уставов, спокойно – без лишних криков, без лишних спектаклей, которые никому уже давно не были нужны. Наверное, именно поэтому его маленький сын больше любит рассказывать о своих проказах отцу: ведь он не мама, он не будет истерить и плакать, а еще с ним всегда можно договориться.
По крайне мере, когда Чарльз об этом задумывался тихими вечерами на базе Спирали, это вызывало у него улыбку и желание верить во что-то лучшее, чем в вечную тьму, холод и отрезанность от другого мира. И это придавало ему сил, это согревало где-то в глубине души, что даже не смотря на весь ад, что творился в Алерте – у них есть надежда.
А разве это и не было самым важным?

Поэтому он не хотел тратить свои нервы и энергию на то, чтобы кого-то учить чему-то. Вот и в этот раз, когда одна из жительниц «Спирали» решила занести журнал, который выносить из комнаты отдыха было запрещено всеми законами этого места, Чарльз не стал кричать или ругаться.
– Стоять, - проговорил Чарльз, когда девушка хочет пройти к двери и выйти из комнаты, словно бы ничего и не произошло. – Ты ведь в курсе, что выносить отсюда что-то – строго запрещено? – спокойно интересуется Хэнсел, откладывая в сторону свой журнал и поднимая взгляд на дамочку, которой на вид было не больше семнадцати-восемнадцати лет. – И что за нарушения порядка я могу тебя выставить с базы, люди которой тебя так добродушно приняли?

Конечно, он не побежит выставлять ее из «Спирали» тут же, конечно же, он даст ей шанс объясниться и, если ее вариант произошедшего устроит Чарльза, то он оставит ее в покое и даст спокойно выйти из комнаты. Вот только что-то внутри подсказывало, что простой разговор о нравоучении может выйти боком. Ведь он сам когда-то был подростком, а потому прекрасно понимал, какую реакцию могли вызвать его слова. И все же – сказанного не вернуть. Да и не хотелось. Слишком уж тихий был этот день, отчего нестерпимо хотелось сделать хоть что-нибудь, даже если это будет воспитательная беседа с подростком-который-ничего-не-помнит.